За несколько месяцев, прошедших со дня кончины Евгения Николаевича Каширина, успело появиться много воспоминаний о нем – в прессе, в сети Интернет… Горько и страшно – ведь год-два назад на просторах Всемирной сети я еле-еле могла найти скудные упоминания его фамилии. А тут – биография, галереи снимков… И – фотопортреты самого Евгения Николаевича… Сейчас почему-то особенно остро замечаешь, что в его взгляде – добром, внимательном – всегда был оттенок грусти… Наверное, в неподвижности фотографии он более заметен… Грустный взгляд с экрана монитора…

Все снова вернулось на свои места…

Снова – потому что изначально Евгений Каширин был для меня именно человеком с экрана – телевизионного...

Я не могла, как многие рязанцы, часто видеть его на улицах нашего города. Я и сейчас не очень часто выхожу из дома, а тогда, около 10 лет назад, и вовсе сидела в четырех стенах квартиры, не решаясь преодолеть границы (сейчас вижу, что во многом надуманные), поставленные передо мной инвалидностью с детства.

Окном в мир служили книги, радио, телевизор.

А на рязанском телевидении были его программы.

В них воплощались все его ипостаси – краеведа, знатока истории родного города, фотохудожника… Позже я узнала об огромном архиве старинных снимков и негативов – с конца XIX века! – который собрал Евгений Николаевич. Незадолго до смерти, будучи уже тяжело больным, он передал его городу.

Помню свое первое впечатление от этих телепрограмм: какая-то странная и вместе с тем влекущая к себе архаичность… Старинные фотографии нашего города – такие таинственные в черно-белой гамме и обманчивой простоте. Рассказ о них – какой-то очень необычный и непривычный. В своеобразии манеры рассказа – по-особому открытой, очень простой и искренней – таилась огромная притягательная сила. Помню, что было трудно оторваться от экрана, переключить телевизор на другой канал, даже если тема передачи на первый взгляд не казалась особенно интересной. Любовь к своему делу, искреннее внимание к судьбам старых снимков, зданий и людей, запечатленных на них, – вот что притягивало, вот что подсознательно задерживало взгляд и останавливало руку, потянувшуюся было к кнопке переключателя…

Невольно обращала на себя внимание и внешность рассказчика – чуть старомодная…

Иногда на экране появлялись и его собственные фотоработы. С какой-то особой теплотой он говорил о героях снимков, как о знакомых и близких людях, – хотя сам часто видел их лишь в то мгновение, когда снимал…

Вот таким он был тогда в моем представлении – немного чудаковатым, немного похожим на героев детских книжек – например, Паганеля из «Детей капитана Гранта» или энтомолога из «Пятнадцатилетнего капитана», – только вместо карт и насекомых здесь были фотографии… И, подобно героям книг и экранизаций, этот образ – с экрана – казался далеким и немного нереальным…

Но через некоторое время случилось так, что, благодаря одному знакомому, я попала в фотолабораторию Каширина и стала бывать там – хотя и редко. Приходя в это небольшое помещение, я каждый раз ощущала ту особую, теплую атмосферу, о которой уже многие писали, и будут писать. Зачем повторяться? Мне тоже было там хорошо – вот и все… Я рада, что это было…

А позже Евгений Николаевич согласился провести несколько циклов занятий – по истории фотографии и краеведению – для группы ребят из Центра «Одухотворение», куда входила и я.

Чем были для меня и других молодых людей с инвалидностью эти занятия? На этот вопрос сложно ответить сразу и однозначно… Не стоит забывать, что многие из нас не часто бывали в музеях, на выставках и концертах… И дело не только в ограничениях передвижения – просто ребенку-инвалиду, а потом молодому человеку, часто психологически трудно пойти куда-то. А бывает и так, что, кроме родных четырех стен, его ничего не интересует.

Среди нас были разные люди. Некоторые, как и я, искренне и живо интересовались историей, краеведением и были рады вживую пообщаться с Кашириным, о котором прекрасно знали. Других мы приглашали, иногда приводили почти за руку, в надежде пробудить у них интерес, увлечь чем-то, показать, что жизнь не ограничивается житейскими мелочами…

Что получалось в итоге? Трудно сказать. Ведь в душу другого человека трудно заглянуть. Кто-то появлялся на один-два раза, кто-то (и таких большинство) ходил почти на все встречи. Думаю все же, что равнодушным не остался никто.

Общение с Евгением Николаевичем дало нам несравненно большее, чем просто информацию. Личность этого человека, его большой духовный, культурный и творческий опыт, его увлеченность – вот что имело истинную ценность. Старенький проектор (допотопная вещь с точки зрения современной электроники!) или же просто фотокарточка в его руках обретали жизнь, доносили до нас атмосферу времени, характер человека.

Я видела, как горели глаза у ребят, слушавших Каширина. Что они чувствовали, слушая неторопливый рассказ, рассматривая старые снимки, на которых изображены улицы нашего города, вглядываясь в лица людей? Мне кажется, я могу передать это ощущение. В такие минуты человек поднимается над своим субъективным восприятием мира, охватывает его взглядом со стороны и как будто ощущает даже само течение времени…

Не знаю, что сильнее волновало и больше запало в душу: бесценные фотографии позапрошлого века, рассказы о знаменитых земляках – или портреты простых жителей нашего города, которые Евгений Николаевич тоже показывал нам. Ведь мгновения, запечатленные объективом фотокамеры, тоже уходят все дальше от нас и постепенно становятся историей…

Разглядывая сейчас альбом «Рязань и рязанцы», я невольно ловлю себя на мысли, что почти все изображенное на этих снимках – знакомо мне. Что-то – по непосредственным воспоминаниям, что-то – по таким же черно-белым снимкам, хранящимся в моей семье. Одежда, предметы быта, просто лица людей – их выражение – открытое, и очень светлое… Сейчас меньше таких лиц…

И как мало людей, подобных самому Евгению Николаевичу…

Почему-то особенно дорог мне один небольшой эпизод, оставшийся в памяти… Я оказалась однажды рядом с ним на каком-то литературном мероприятии (где – не помню сейчас точно…). Помню, что чувствовала себя не в своей тарелке, да еще и угодила в первый ряд как автор и член Союза литераторов. Словом, стресс был довольно значительный… И вдруг слышу – «Ирин, не волнуйся». Евгений Николаевич, сидевший рядом, тронул меня за руку и улыбнулся…